"Наколдуй мне!", "Я не колдунья, а фея! Я не колдую!", "Ну тогда нафеячь!"
Марте 80. Она не боится курить в постели, чем немало расстраивает свою младшую внучку 19 лет от роду, которая ухаживает за своей любимой бабушкой. Ежедневно она выкуривает ровно семь сигарет, а в воскресение, когда все её ровесницы идут в церковь, она садится в большое кресло качалку, доставшееся ей в свою очередь от своей бабули, и выкуривает кубинскую сигару.
Марта считает, что прожила жизнь не зря, она верит в то, что она всё сделала правильно. И каждый раз, когда после очередного кофе или сигареты она чувствует, что её маленькое и чахлое сердечко начинает биться со скоростью сердца полёвки, она не ждёт, что оно запнётся, не ощущает запаха смерти, стучащей ей в дверь. Ей хорошо, и она улыбается своими белоснежными зубными протезами миру.
Если вы встретите Марту на улице, вы улыбнётесь её зелёной шляпе с полями, фиолетовому фетровому пальто и турецким башмачкам. Марта - модница с большой буквы "М". Сейчас ей, как никогда, хочется быть женственной и замеченной серой массой, окружающей её на каждом шагу. Выросшая в консервативной семье, похоронившая уже 20 лет назад своего мужа, старше её больше чем на два десятилетия, забытая своими детьми и внуками, если не считать малышку Лизу. Кажется, что весь её художественный талант передался ей, но отчего-то она не называет себя Бет, как хотелось бабушке, когда она настояла на старом английском имени Элизабет. По крайней мере, она всё ещё не поменяла паспорт на имя "Лиза" и вряд ли сделает это при жизни Марты, и это не может не радовать.
Когда Марта берёт мольберт и садится в парке с акварелью, прохожие смеются. Чудаковатая старушка не обижается, потому что для неё непризнанность если не признак гения, то хотя бы необходимый ей толчок доказать, что она ещё на что-то способна. Её тонкие морщинистые руки всё так же изящны и легкие, мазки точные, картины яркие настолько, что не каждому молодому человеку удастся воспроизвести столь откровенно жизнерадостный мотив.
Зимой она рисует море, хоть уже более двадцати лет она отказывается поехать к нему. Говорит, что за свою долгую жизнь она слишком много раз видела его, а потому может представить его в мельчайших подробностях в любую погоду. А ещё она решила, что последнее, что она увидит перед смертью будет именно это море, а так как она решила ещё пожить, то и поездку к морю она отложила на ведомый одному лишь Господу срок.
Бет стояла на побережье Атлантического Океана, а Марта стояла рядом с ней и улыбалась. Бет хотелось обнять её, поправить её зелёную шляпу, наклониться к ней, чтобы она рассказала свой неизменно грязный анекдот ей на ухо. Ветер был сильным, пронизывал до костей. Бет улыбнулась и открыла урну с прахом. Прощай, Марта! Я верю, что твоя последняя поездка к морю понравилась тебе. Зимняя Атлантика приняла тебя в свою серость, чтобы стать радужной. Я люблю тебя.
Бет.
Марта считает, что прожила жизнь не зря, она верит в то, что она всё сделала правильно. И каждый раз, когда после очередного кофе или сигареты она чувствует, что её маленькое и чахлое сердечко начинает биться со скоростью сердца полёвки, она не ждёт, что оно запнётся, не ощущает запаха смерти, стучащей ей в дверь. Ей хорошо, и она улыбается своими белоснежными зубными протезами миру.
Если вы встретите Марту на улице, вы улыбнётесь её зелёной шляпе с полями, фиолетовому фетровому пальто и турецким башмачкам. Марта - модница с большой буквы "М". Сейчас ей, как никогда, хочется быть женственной и замеченной серой массой, окружающей её на каждом шагу. Выросшая в консервативной семье, похоронившая уже 20 лет назад своего мужа, старше её больше чем на два десятилетия, забытая своими детьми и внуками, если не считать малышку Лизу. Кажется, что весь её художественный талант передался ей, но отчего-то она не называет себя Бет, как хотелось бабушке, когда она настояла на старом английском имени Элизабет. По крайней мере, она всё ещё не поменяла паспорт на имя "Лиза" и вряд ли сделает это при жизни Марты, и это не может не радовать.
Когда Марта берёт мольберт и садится в парке с акварелью, прохожие смеются. Чудаковатая старушка не обижается, потому что для неё непризнанность если не признак гения, то хотя бы необходимый ей толчок доказать, что она ещё на что-то способна. Её тонкие морщинистые руки всё так же изящны и легкие, мазки точные, картины яркие настолько, что не каждому молодому человеку удастся воспроизвести столь откровенно жизнерадостный мотив.
Зимой она рисует море, хоть уже более двадцати лет она отказывается поехать к нему. Говорит, что за свою долгую жизнь она слишком много раз видела его, а потому может представить его в мельчайших подробностях в любую погоду. А ещё она решила, что последнее, что она увидит перед смертью будет именно это море, а так как она решила ещё пожить, то и поездку к морю она отложила на ведомый одному лишь Господу срок.
Бет стояла на побережье Атлантического Океана, а Марта стояла рядом с ней и улыбалась. Бет хотелось обнять её, поправить её зелёную шляпу, наклониться к ней, чтобы она рассказала свой неизменно грязный анекдот ей на ухо. Ветер был сильным, пронизывал до костей. Бет улыбнулась и открыла урну с прахом. Прощай, Марта! Я верю, что твоя последняя поездка к морю понравилась тебе. Зимняя Атлантика приняла тебя в свою серость, чтобы стать радужной. Я люблю тебя.
Бет.
-
-
26.11.2011 в 22:11-
-
27.11.2011 в 06:29